Елена Волчецкая: Право быть первой
Елена Волчецкая: Право быть первой
Ярослав Голованов – космический журналист №2 – спросил у Германа Титова – космонавта №2, почему он так болезненно переживает, что первым в космос полетел не он, а Юрий Гагарин. Ведь славой, признанием, наградами и всеми прочими полагающимися Герою почестями Титов не обижен. На что Титов ответил: «Колумб был первым, кто открыл Америку. А кто был вторым?» Право быть первым – это судьба – и в космосе, и в спорте, и в науке. Это тот случай, когда количество ничего не решает: сколько бы раз вы ни побывали на космической орбите, сколько бы медалей ни завоевали или открытий ни сделали.
В истории остаются только первые, не в контексте имени прилагательного, а имени существительного, без добавлений, пояснений или оправданий…
У нее врожденная элегантность – нет ни одного лишнего жеста.
Не красавица, но возрастной переход внутреннего во внешнее создает тот шарм, который в народе называется «породой». Ничего лишнего и всегда все к месту, начиная с одежды и заканчивая макияжем.
Гармоничность этой женщины дает тот уровень самодостаточности, который не заметить невозможно.
Она была первой белорусской олимпийской чемпионкой по спортивной гимнастике, первой олимпийской чемпионкой из Гродно, первым почетным гражданином своего города среди спортсменов. Она была предтечей той спортивной гимнастики, к которой мы привыкли и начало которой положила она – Елена Волчецкая со своим легендарным тренером Ренальдом Кнышем… Корреспондент «Гродненской правды» встретился с первой белорусской олимпийской чемпионкой по спортивной гимнастике- Еленой Волчецкой.
– Елена Владимировна, в математике самая жесткая фигура треугольник. В жизни мы называем это основательностью и фундаментом. В вашем треугольнике Ренальд Кныш– Елена Волчецкая – Ольга Корбут кто и что, на ваш взгляд, является основой? Кто первичен?
– Ответ абсолютно очевиден. Конечно, Ренальд Иванович Кныш – наш тренер. Он – водораздел, который определяет мировую спортивную гимнастику до Кныша и после него. И с моей стороны это не ода своему тренеру. Поверьте, я иногда с ним спорю по многим вопросам, даже сегодня, до хрипоты. В конкретном измерении гимнастика после Кныша – это то, что можно перевести на язык цифр, хотя наш вид спорта достаточно субъективен. В эмоциональном плане гимнастика после Кныша – это зрелище. В пространственном измерении именно его гимнастика расширила границы стран, и соревнования по спортивной гимнастике перестали быть состязаниями двух-трех сборных, география стала гораздо шире.
Можно долго и достаточно аргументированно рассуждать, что если бы не Кныш с его подходами, то все равно бы это состоялось. Пришел бы кто-то другой. Но в мировой спортивной истории Ренальд Кныш – факт исторический. То, что сегодня видится вполне закономерным, естественным и талантливым, в свое время было вызовом, трюкачеством и безвкусицей. Только у таланта – хороший вкус. Гениальность – всегда безвкусица, это выход за все границы. А все талантливое когда-то было гениальным и с трудом принималось людьми. Но пробившись, стало естественным, и мы считаем, что так было всегда и по-другому быть не могло. Судьба Ренальда Кныша – удел единиц, и не каждому она под силу. По этим причинам людей подобного уровня в обыденной жизни мы понимаем с трудом.
– Вы принципиально не скрываете возраста. Это позиция, некое смирение или кокетство? А если сказать проще, как живется спортивной легенде?
– Помните, «у природы нет плохой погоды»? Так и с возрастом. В каждом периоде нашей жизни есть своя прелесть. Да, мне уже за семьдесят. Но старость – это не строчка в паспорте, она может наступить и в сорок. Старость – это когда ты обижена на весь белый свет и всегда можешь аргументировать свои обиды. Со мною этого не происходит. Как сказала наша замечательная четырехкратная олимпийская чемпионка по фехтованию Елена Белова: «И забыть, и не пригласить, и не поздравить…» Но ко мне это не относится. В моем родном городе мне комфортно. Меня помнят, знают и приглашают. У меня был и успех, и разочарование, и обида, и досада, и горе. Я живу тихо. Единственное, что теряешь с возрастом безвозвратно, – перестаешь удивляться. На смену удивлению приходит опыт.
– О вас как о спортсменке знают многие. Но со спорта жизнь не начинается и спортом не заканчивается. Расскажите о себе: кто вы, кто ваши родители?
– Я родилась в семье революционера-подпольщика. Мой отец в свое время был активным членом Коммунистической партии Западной Белоруссии. Вместе с Сергеем Осиповичем Притыцким устанавливал советскую власть. Отец, как и Притыцкий, неоднократно арестовывался польскими властями и сидел в тюрьме за революционную деятельность. Он дружил с Сергеем Осиповичем, но партийной карьеры не сделал, хотя Притыцкий не раз предлагал ему ту или иную должность. Почему отец отказывался? Об этом я могу только догадываться. В семье было трое детей, мама не работала. До войны отец занимал должность директора дома престарелых, а до этого работал простым рабочим на стройке.
– Партийная карьера Сергея Притыцкого складывалась сложно. Человеку невероятной отваги и порядочности было достаточно сложно из «огня» польской дифензивы сталкиваться с пламенем нравов советского НКВД. Тема репрессий того периода в семье обсуждалась? Если да, то о чем рассказывали родители?
– Обсуждение предполагает некий диалог двух сторон. А его не было. Мы – дети – об этом не знали, да и, по правде сказать, этим не интересовались. С возрастом я стала понимать, что мама всю жизнь прожила в состоянии внутреннего страха. Время было такое – время страха и генетических оптимистов. Я еще застала тот общий оптимизм, который был во всей нашей некогда необъятной стране, который пришелся на мою юность и молодость.
– Ваше детство и юность пришлись на время «хрущевской оттепели». Каким было это время, что больше всего вам запомнилось?
– Это было время абсолютной скорости и всеобщего восторга. В стране постоянно происходило что-то историческое, мощное, созидательное, эпохальное. Причем не на словах. Один полет Гагарина чего стоит. Мы были уверены, что все можем и нет таких преград. которые бы мы не преодолели. Но она была крайне сложной с точки зрения быта, но на это никто не обращал внимания. Та наша жизнь была строительством лестницы, ведущей в бесконечность.
Мы умели радоваться малому. Конфеты самые дешевые подушечки, но такие желанные и вкусные. Радость наступления каникул, солнечного дня, купания в Немане. А купленные в третьем классе кирзовые сапожки казались верхом совершенства. Я чувствовала себя королевой. Но главным было другое – у нас не было депрессии, и мы не знали, что это такое.
– Как вы пришли в гимнастику?
– Как и все в то время. Только в отличие от своих сверстников в спорте я осталась. В советское время в каждой школе в начале учебного года висели объявления о наборе в различные спортивные секции. Все девочки из моего класса записались в секцию спортивной гимнастики, а с ними и я за компанию. Тренировал нас учитель физкультуры Николай Федорович Третьяк. А через полтора года я стала тренироваться у Ренальда Ивановича Кныша.
Мы тренировались в маленьком зале на улице Клары Цеткин. Сейчас этого здания нет, на его месте построен жилой дом. Спортивный зал был на втором этаже, на первом располагался холодильник, где предприятия торговли хранили свиные туши. В спортзале было три печки, а в конце зала склад угля для отапливания помещения. В потолке были пробиты две «дырки» для того, чтобы ребята могли выполнять упражнения на больших оборотах на перекладине, а девочки – на брусьях. Зал был размером меньше гимнастического ковра.
Я в детстве была большой хулиганкой, играла только с мальчиками. Лазала по заборам, ходила по обрывам. А самое большое удовольствие, которое осталось с детства, – съехать с Замковой горы на санках и на огромной скорости пересечь весь Неман. Если бы я увидела, что нечто подобное делают мои внуки, у меня сердце разорвалось бы от страха за них. Это нормально – всегда страшно за кого-то, но не за саму себя. В гимнастике мне было просто интересно. Я стала чемпионкой города. Меня с того времени стали называть первой. Мне это нравилось, чего греха таить.
– Ваш тренер, вспоминая о вас, постоянно говорит: «Она могла бы…». В частности, он утверждает, что вы могли бы стать олимпийской чемпионкой не в 1964 году в Токио, а в 1960 году в Риме. Он уверен, что абсолютное первенство чемпионата мира 1962 года должно было быть за вами. Вам не хватило удачи?
– Ничего в этои мире не скроешь. Любая тайна со временем перестает быть тайной, но время не вернешь. О том, что я могла попасть на Олимпиаду в Риме, я узнала от Ренальда Ивановича только после Мюнхенской Олимпиады. Меня вызывали на сборы сборной СССР через Спорткомитет БССР. А меня и Кныша об этом просто не известили. Не приехала на сборы – твои проблемы. В итоге Олимпиада прошла мимо меня.
Мы были неопытными и очень открытыми. Ни я, ни мой тренер не понимали, что борьба за медали в то время начиналась до соревнований вне гимнастического зала. В 1962 году на Кубке СССР я стала второй. Проиграла всего одну тысячную балла. Перед выполнением опорного прыжка, а это был мой коронный вид, один из судей сказал мне: «Можешь не стараться. Победитель уже «назначен». Я проиграла Софье Муратовой, ее муж был в то время тренером сборной СССР по гимнастике. Я была самой молодой в той советской сборной. Мне было всего 17, а моим соперницам и коллегам на десяток больше. Это была «золотая» советская сборная, кого ни поставь – выиграют. Я думаю, что если можно было выставить два состава сборной, неизвестно, какой бы победил в командных соревнованиях.
Еще раз повторю, та гимнастика была гимнастикой восприятия. Гимнастикой факта ее сделал Ренальд Кныш, но это было уже не со мной. Сальто на бревне, как ни крути, не заменишь никаким красивым проходом по снаряду, и у него есть своя оценка за исполнение. А в гимнастике восприятия, добавьте к этому, что речь шла о самой сильной сборной в мире того времени, возможно все. Сегодня не все в гимнастическом мире скажут, кто такая Людмила Громова. А в Токио она стала олимпийской чемпионкой. А все до предела просто – она была ученицей Игоря Степановича Журавлева, тренировавшего ее в московском ЦСКА. А Журавлев был мужем сестры Софьи Муратовой.
Чемпионат мира 1962 года – это особая история. Меня на него взяли, но… Все мыслимые и немыслимые ошибки я сделала до старта. Днем в переполненном зале на тренировке я неоднократно срывала гром аплодисментов. А на утро меня не было в команде. Кто был инициатором снять меня с соревнований, сегодня не имеет значения. Скорее всего это было коллективное решение московской группы тренеров, которые все решали в сборной. После Мюнхенской Олимпиады своими недоумениями и опасениями поделилась легендарная двукратная олимпийская чемпионка в абсолютном первенстве чешка Вера Чаславска. На том чемпионате она опасалась именно меня. А абсолютной чемпионкой тогда стала Лариса Латынина.
– Ренальд Кныш считает, что именитая Лариса Латынина именно в вас видела основную соперницу. Вы соперничали, точнее, ваша ученица, и после вашего ухода из большого спорта. Какой осталась Латынина? В чем секрет ее успеха?
– В спорте важен результат. Как в свое время сказал выдающийся футбольный тренер Валерий Лобановский: «Игра забывается, результат остается». Смотрим на «табло»: у Ларисы Семеновны 18 олипийских наград, из которых девять золотых. Это было ее время, а не мое. Для меня она прежде всего личность, а потом спортсменка. Она побеждала благодаря ошибкам своих соперников, не делая при этом своих. В спорте ей везло. Я всегда вспоминаю слезы Полины Астаховой и ее очень искреннее: «Почему ей всегда везет?!». Латынина редко выигрывала чемпионаты СССР. Но умела себя подать на международных соревнованиях! Ее гимнастический «золотой треугольник» – это сама она, абсолютный олимпийский чемпион Борис Шахлин и их звездный тренер Александр Семенович Мишаков. Последний, кстати, попал в Книгу рекордов Гиннесса как один из двадцати самых красивых тренеров мира…
– Это укор в сторону Ренальда Ивановича?
– Вовсе нет. Ренальд Кныш – классическое подтверждение, что высокий рост и мощные бицепсы – это не высота, а длина. Его тренерская сила и звезда в мощи интеллекта. И в этом плане он один, а не через запятую. Но вернусь к Латыниной. Ее судьба не только звездный пьедестал, были и неудачи, и трегадия в личной жизни. Она умеет держать удар и не ломаться.
В той сборной я была случайным недоразумением. После Олимпиады в Токио мы ждали приглашения на правительственный прием. Жили в гостинице в Москве. А меня просто забыли позвать. Это «забыли» было со мной и в Швеции. Во время одной из экскурсий мы остановились в кемпинге размяться после автобуса на воздухе. Я отошла, а оглянулась – автобуса уже нет. Документов нет, языка не знаю. Силой воли заставила себя успокоиться, все время твердя: вспомнят и увидят, что забыли, и вернутся. Так оно и произошло.
– Вернемся к вашему соперничеству с Лытыниной после ухода из большого спорта. Вы – первый тренер Ольги Корбут. Какой запомнилась вам она?
– Это была маленькая девочка. И с первого раза я не заметила в ней никаких гимнастических данных. Но что-то интуитивное во мне щелкнуло. Возможно, то, что Ольга, как и я в детстве, была хулиганистой. Ренальд Иванович не любит, когда я иногда напоминаю ему о том, что в начале он не заметил будущую чемпионку. А после моего перехода на преподавательскую работу она стала тренироваться у Кныша. Мы с ней однажды вместе выступали на соревнованиях.
Наше тренерское соперничество с Латыниной – это соперничество Ольги Корбут и Людмилы Турищевой. Мне рассказывали, когда однажды Ольга обыграла Турищеву, Латынина, успокаивая ее, говорила: «Людочка, не расстраивайся, в следующий раз победишь ты». Латынина всегда помогала Турищевой. Наверное, в ней видела свое продолжение. Они обе умели нравиться спортивному и околоспортивному начальству и использовать ошибки соперников, не делая своих. Это редкое и полезное качество для спорта.
– А в каких совместных соревнованиях вы участвовали вместе с Корбут?
– На Всебелорусской спартакиаде. В спорте ведь есть своя бюрократия и свои плановые показатели. Это был год то ли 69-й или 70-й, точно не помню. Гимнастов не хватало, и Ренальд Иванович попросил меня выступить. Я, по правде сказать, получила «0» на опорном прыжке в обязательной программе (была в то время такая). Судьи не увидели в прыжке четкость поворота на 90 градусов. Но на самой Спартакиаде мы выступили удачно. У меня к тому времени уже был трехлетний ребенок, и это были, наверное, самые забавные соревнования, которые мне запомнились.
– Вопрос меркантильный. Какие призовые за победу на Олимпиаде были в то время?
– Я получила тысячу советских рублей, четыреста из которых высчитали за форму. По тем временам это были приличные деньги, но не состояние.
– Отношение власти к олимпийским чемпионам тогда и сегодня. Разница есть?
– Это не просто разница, дистанция в почете, славе и наградах просто космическая. В СССР на тот момент олимпийских чемпионов было много, и по этой причине наши победы воспринимались как нечто вполне естественное. Да и первые лица страны были далеки от спорта. О том, что первое лицо будет не просто любить спорт, но и активно заниматься им, как это делает наш Президент Александр Григорьевич Лукашенко, и в России та же история, мы могли только мечтать.
– Ренальд Кныш – фигура сколь легендарная, столь и неоднозначная. Его не понимают многие. Для вас лично, как его ученицы и профессионала в мире гимнастики, кто и что Ренальд Кныш?
– Он человек яркий. Кныш предельно категоричен в своих профессиональных оценках и суждениях. По этой причине его многие не понимают. Он не тренер в физкультурно-оздоровительном центре. Кныш работал на высшем уровне. Гимнастика – очень травматичный вид спорта. Причем травмы бывают опасными для жизни. Никто из его учеников калекой не стал. У него уникальная методика. У Кныша математическое восприятие мира и врожденное понимание стереометрии. В институт он изначально поступал на математический факультет. Он мог стать блестящим конструктором. Все свои элементы он видит, раскладывает на фрагменты, подготовительные упражнения, которые затем тщательно готовит с учеником, выходя на задуманный элемент в целом. Кныш – это подготовка к высшему олимпийскому уровню за пять–шесть лет, а это всего полтора олимпийских цикла.
Кныш – это переход к профессиональной гимнастике, к ежедневным тренировкам два раза в день и больше. Кныш – это ноль в подковерных спортивных баталиях. И это он прекрасно понимает. Он понимает и принимает только открытую спортивную борьбу. В этом его сила и слабость. Он максималист во всем, ему редко что-то нравится. Его тренерская судьба – удел единиц. Я с ним постоянно спорю и говорю ему о том, что обычному человеку в реальной и практической жизни жить трудно, а порой и невозможно. Из-за его максимализма очень часто страдали близкие ему люди, и прежде всего он сам.
Его можно не понимать, но нужно принять таким, какой он есть. А с профессиональной точки зрения его тренерский опыт нужно изучать.
– У Ренальда Кныша и Ольги Корбут очень непростые отношения. Что вы можете сказать по этому поводу?
– У меня был спортивный успех, а у Ольги – спортивная слава, причем слава абсолютная. Она – единственная из советских спортсменов за всю историю стала спортсменом года в мире. Это было в 1972 году. Оба они легендарные имена. И у каждого из них своя правда. Спортсмен вправе сказать тренеру: «У вас учеников много, а чемпионкой стала я». И это будет правдой. У тренера есть возможность вырастить нового чемпиона, а у спортсмена второй спортивной карьеры не будет. Но и у тренера свой счет. А в нашем виде спорта без хорошего тренера спортсмен не состоится.
Мюнхенский триумф 1972 года был абсолютным. Такое может быть только раз. Но этот триумф еще и испытание и для спортсмена, и для тренера. Их принимали первые лица ведущих государств мира. Имя Ольги не сходило с первых полос ведущих мировых агентств, а после турне по Америке ее именем назывались гимнастические спортивные школы. И это стало мощным толчком развития спортивной гимнастики в США.
– Вас в этом плане можно назвать бабушкой американской гимнастики.
– Я не против, если хотите. А после такой славы начинается обычная жизнь. А Ольге всего 17 лет. Еще раз повторю, мне было проще, я не испытала такой славы и вопрос, как адаптироваться к обычной жизни, у меня не стоял. Я могу понять и Ренальда Ивановича. Для него Ольга стала воплощением того, к чему он шел, к воплощению его мечты.
После такого триумфа начинается новая жизнь и у тренера, и у его ученицы – новый звездный круг общения, политическая и культурная элита. То есть то, что не объединяет, а разъединяет. Их фактическое расставание после Мюнхена было неизбежным. И в мировой спортивной истории у каждого из них свое место. И каждый мне дорог по-своему, они часть моей жизни. Все остальное – без комментариев.
– Вы счастливый человек?
– Конечно. У меня две дочери, один внук и одна внучка, есть уже правнучка. Я благодарна жизни за все, что у меня есть.
– В этом году Олимпиада в Рио-де-Жанейро. За кого будете болеть?
– За всех наших спортсменов.
Игорь КОЗЛОВ
